Размазня Иванович

Владимир Иванович проснулся посреди ночи.

Он открыл глаза и долго лежал, не понимая, что же вокруг происходит. Ощущение было странное, словно в уши ему кто-то напихал ваты.

«Тишина!» — вдруг понял он.

Всю неделю ветер бился о стены избы, словно стараясь выставить оконные рамы, а сейчас все это разом вдруг прекратилось.

Нет, какие-то звуки проникали в этот бренный мир: у хозяев дома за стенкой размеренно шли ходики, Арина Петровна хлопотала на кухне у печки,  Беляш, примостившись на ночь у него в ногах, тихо посапывал под одеялом.

Владимир Иванович встал с кровати и подошел к окну.

Вот и выпал долгожданный первый снег. Пока он спал, за считанные часы все изменилось до неузнаваемости. Землю накрыл белый толстый ковер. Сгибались под тяжестью снега деревья в саду, а в небе, в обрамлении ярко мерцающих звезд, золотистым светом отливала луна. 

— Какая красота! – прошептал Владимир Иванович.

Арина Петровна все это слышала, но лишь молча покачала головой: до чего же странный у них квартирант!

Арина Петровна вместе со своим мужем, Игнатием Савельевичем, жила в большом доме, который в селе иначе как учительский и не называли. Дело в том, что из-за наличия свободной жилплощади к ним постоянно подселяли молодых педагогов. Сколько их за это время сменилось – и не сосчитать!

Владимир Иванович появился у них перед самым началом нового учебного года. Привел его директор школы Михаил Борисович. Да не одного, а с молодой девицей.

Арина Петровна тогда только вымыла полы в доме и вынесла ведро с грязной водой на улицу.

Владимир Иванович держал в руках два больших чемодана, за плечами у него висел оранжевый рюкзак. К ручке одного из чемоданов был привязан поводок, на другом конце которого на своих коротеньких ножках, дрожа всем телом, поскуливала молодая такса.

Михаил Борисович подождал, когда Арина Петровна выплеснет грязную воду из ведра, поздоровался и сказал:

— Петровна, принимай новых жильцов. Это молодые специалисты, только университет окончили. Юлия Александровна у нас будет в начальных классах преподавать, а Владимир Иванович у нас просто мастер на все руки! И историю, и географию, и экономику может преподавать. И испанский язык! И с ними собачка, Ватрушкой звать.

— Беляш его зовут, — чуть хрипловатым голосом поправил директора Владимир Иванович.

Арина Петровна опустила подоткнутую юбку, поставила ведро на крыльцо и жестом пригласила всех пройти в дом.

Молодые педагоги хоть и приехали вместе, но расписаны еще не были. Арина Петровна как-то сказала мужу:

— Да как так? Не расписались, а уже в одной кровати спят?

— Старорежимная ты у меня, Петровна, — лишь усмехнулся Игнатий Савельевич. – Сейчас в городах такое творится!

— Точно! – встрял в разговор их внучок Андрейка. – Если я тебе, бабушка, расскажу, у тебя нервная система в полную непригодность придет.

В этом месте внук делал многозначительную паузу, а Арина Петровна начинала махать на него руками: ничего не хочу слышать, ничего не хочу знать!

Андрейка жил у них уже четвертый год. Родители его обитали в городе. Жили плохо. Постоянно ругались между собой, сходились и расходились, делили имущество. Иногда доходило и до драки.

— Хватит над ребенком издеваться! – однажды сказала Арина Петровна своей дочери Людке. – С такими родителями ребенок припадочным и заикой вырастет. Не можете жить нормально друг с другом, так разводитесь.

— Мама, ничего вы в любви не понимаете, — огрызалась дочка.

— Куда уж нам убогим, — парировала Арина Петровна. – Внука забираем к себе в деревню, а вы тут продолжайте между собой грызться.

Так и стали жить они втроем. Да молодых учителей к ним подселяли.

Владимира Ивановича они всем семейством жалели. И хотя он всегда жил в городе, но жизнь не знал вообще. Правильнее сказать, он ее совсем не замечал, как не замечают ее все мечтательные и восторженные люди.

Дети любили молодого педагога за доброту, уважали за его знания, но при всем  при этом относились к нему с неким снисхождением: да, витает наш Владимир Иванович в облаках, но человек то он все равно неплохой!

Юлия Александровна любовью и уважением у коллег и детей  не пользовалась.

«У меня нет необходимых методических материалов. Я не могу нормально проводить уроки. У меня такой ощущение, словно из двадцать первого века перенеслась в церковно-приходскую школу девятнадцатого века», — постоянно говорила она директору.

Михаил Борисович лишь разводил руками: нет у нас, голубушка, нужных вам пособий.

Часто директор вызывал к себе в кабинет Владимира Ивановича, поил его чаем с сушками и страдальческим голосом говорил:

— Владимир Иванович, объясните вы своей супруге, что нет у нас этих пособий! Мы работаем с тем, что у нас есть!

Молодой учитель краснел, сбивчиво говорил:

— Мы, собственно, еще не расписались… Хорошо, я постараюсь ей объяснить, но не обещаю…

Попытки вечером донести просьбу директора до будущей супруги неизменно заканчивались грандиозным скандалом.

Юлия Александровна вздымала руки к небу и причитала:

— Володенька, я поехала за тобой в эту глушь, но и мое терпение не резиновое!

Арина Петровна со своим стариком и Андрейкой слушали все это в соседней комнате и жалели Владимира Ивановича.

— Не жилец в нашем селе эта Юлия Александровна, не жилец, — тихо говорила Арина Петровна. – Помяните мое слово: до первого снега свои вещички соберет и уедет.

— А Владимир Иванович? – испуганно вопрошал Андрейка.

Ему нравились уроки молодого педагога. Преподавал он интересно; на уроке начнет новую тему объяснять – заслушаешься.

— Размазня он, твой Владимир Иванович! Размазня! – сокрушенно качал головой дед. – Другой бы свою жену приструнил, а он? «Юлечка успокойся, Юлечка успокойся!» Даже противно!

Дед пытался эту мысль донести и до Владимира Ивановича, но тот лишь мямлил:

— Люблю я ее, Игнатий Савельевич, понимаете? Люблю!

Арина Петровна оказалась права. После окончания первой четверти Юлия Александровна написала заявление об уходе и налегке упорхнула в город.

Владимир Иванович страдал, на людях старался своего горя не выказывать, но осунулся и сильно похудел.

— Не женись, Андрейка, — часто теперь говорил Игнатий Савельевич своему внуку. – Вот что любовь эта проклятая делает. Был хороший человек, да сгубила его эта любовь.

— Хорошо, дедушка, не буду, — кивал головой мальчишка и в глубине души жалел несчастного учителя.

Так прошло еще два месяца. А сегодня ночью выпал первый снег.

Вскоре проснулись Игнатий Савельевич и Андрейка.

Дед долго смотрел в окно, потом произнес:

— Первый снег чистый, словно фата у невесты.

Арина Петровна постучала ему кулаком по лбу, а Андрейка осуждающе покачал головой: «Нашел о чем при учителе болтать».

Игнатий Савельевич смущенно закашлялся и умолк.

За стеной заскулил Беляш. Владимир Иванович торопливо вышел из кухни, стал укутывать собаку одеялом.

— Испортил пса, — недовольно проворчал Игнатий Савельевич. – Такса – это охотничья норная собака, а он с ней возится, словно с дитем малым. Лучше бы жену завел, а там дети появятся. Вот с ними бы и нянчился.

— Тебя забыли спросить, старый, — осадила его Арина Петровна. – Как-нибудь без тебя разберется.

Из комнаты вышел Владимир Иванович с телефоном в руках. Лицо его было растерянным:

— Юлечка только что СМС-ку прислала: «Буду в 18.00 проезжать московским поездом. Привези на станцию мои чемоданы. Вагон 8».

— Привези мои чемоданы, — передразнил Игнатий Савельевич. – Барыня нашлась тут! Напиши ей, Владимир Иванович, что лакеев еще в семнадцатом году отменили!

Арина Петровна ткнула деда локтем в бок – без тебя как-нибудь разберутся.

Был выходной день, поэтому в школу Владимиру Ивановичу идти было не нужно. Весь день он собирал чемоданы.

— Возьми санки, Владимир Иванович, а то до станции от села два километра пути. Пока чемоданы донесешь – руки отвалятся.

— Спасибо, Арина Петровна, — улыбнулся молодой учитель.

— А я могу помочь санки везти, — вызвался в помощники Андрейка.

Лишь дед ничего не сказал, посмотрел поверх газеты на сборы и покачал головой: чистый Размазня Иванович!

Встреча на вокзале получилась скомканной. Все те слова, которые Владимир Иванович хотел сказать Юлечке на перроне, застряли у него в горле.

Да еще оказалось, что она не одна. Вместе с ней из вагона спрыгнул какой-то тип. Юля тоном, не терпящим возражений, кивнула на санки:

— Эдик, бери чемоданы.

— Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа, — в полушутливом поклоне склонился молодой человек.

— Прощай, Володя, — протянула Юля руку мужчине. Затем протянула руку мальчику: — И ты, Андрейка, прощай.

Резко развернувшись, Юлия Александровна побежала к вагону. Вскочила, хотела помахать на прощание рукой, но передумала.

Поезд уже минут десять как ушел, а Владимир Иванович все стоял на перроне.

Андрейка нерешительно потянул его за рукав:

— Владимир Иванович, Владимир Иванович…

Молодой учитель словно очнулся от морока.

— Что? Да, нам пора идти домой.

Возвращались молча. Под ногами вкусно хрустел первый снег. Из-под снежного покрова выглядывали черные стебли крапивы, а на молодых елях красиво смотрелись белые шапки.

На краю деревни ребятня и взрослые катались на санках.

— Прокатимся? – предложил Андрейка.

— Неудобно как-то, — неуверенно пожал плечами Владимир Иванович. – Я все-таки учитель…

— А учитель, он что, не человек?

— А давай! – согласился Владимир Иванович.

Санки были большие, прочные. В таких санях на селе возят дрова, бидоны из-под молока, другую разную поклажу.

— Дайте дорогу Владимиру Ивановичу! – командным голосом распоряжался Андрейка.

— Владимир Иванович, а вы от нас не уедете? – раздался голос семиклассницы Вероники Шатиловой.

— А почему я должен куда-то от вас уезжать?

— Мы видели, что вы на станцию с чемоданами шли. Вот и подумали…

— Никуда я от вас не собираюсь уезжать, — засмеялся учитель. – Мне и здесь хорошо.

— Владимир Иванович не уезжает! Владимир Иванович не уезжает! – закричали дети и кинулись его обнимать.

Учитель смотрел на подмерзшее за ночь озеро, на застенчиво проявившуюся на вечернем небе луну, припрошенную первым снегом хрусткую траву. Он вдыхал полной грудью чистый вечерний воздух и понимал, что он нашел свой дом, что он нужен этим людям.

 

Сергей Шивков