Фотографии из старого стола
При тех деньгах, что Анатолий зарабатывал на должности директора компании, можно было бы такие хоромы отгрохать – на зависть всему дачному кооперативу.
Два этажа, гараж, баня, хозяйственные постройки. Теплицы, альпийская горка, само собой, разумеется. И все из современных материалов, культурно, современно, дорого.
Но не такую дачу просила его душа. Приземистый домик с потрепанной ветрами и дождями кровлей, верандой, погребом. Чтобы зимой уютно потрескивали поленья, а на широкой скамье чуть слышно мурлыкал кот.
И самовар, обязательно самовар! Большой, пузатый, начищенный до блеска! И когда зимним вечером ты вносишь это огнедышащее чудо в комнату, окна сразу же запотевают, а за стеклом размытыми тенями раскачиваются во дворе ветки припорошенных снегом яблонь.
А ты сидишь с книгой в руках, по стенам от печки пляшут огненные тени, а в трубе воет ветер. Хорошо!
В поисках своей мечты Анатолий объездил почти весь район, но ни один из вариантов ему не приглянулся. То попадались какие-то хлипкие щитовые постройки — у поросенка Наф-Нафа из сказки дом и то солиднее выглядел. То за дачу пытались выдать что-то настолько малогабаритное, по сравнению с которым монашеская келья выглядела пятизвездочным отелем.
И вот, когда мужчина совсем, было, отчаялся, в семи километрах от города появился интересный вариант.
Когда Анатолий добрался до деревеньки и притормозил возле дома, даже еще не вылез из машины, а лишь мелком окинул участок, внутренний голос радостно закричал: «Самое то! Беру!»
Все было именно так, как он в своих мечтах представлял себе будущую дачу. И потрепанная крыша, и выцветшие от солнца и дождей зеленые стены, и яблони прямо под окном.
Бывшая хозяйка с домом расставалась неохотно:
— У мужа второй инсульт, врачи посоветовали переехать в город. Да и не совсем ему здесь комфортно, особенно если одному приходится оставаться. У нас трое детей, у всех уже свои дети, каждого хочется повидать, внуков обнять. Скважину мы, конечно, пробурили, но газа нет, и в ближайшее время не предвидится. А дрова колоть — с его сердцем топором махать тоже не вариант. Зимой опять же дорожки от снега надо чистить. Жалко, жалко продавать. Мы этот домик всего полтора года назад у одного дедули одноногого купили. Думали, что до конца своих дней здесь в тишине и проживем. Но, как говориться, человек располагает…
Добавил Анатолий еще немного, и стал вдобавок обладателем мебели. Старенькой, но еще крепкой и добротной. Надо было лишь где-то подчистить, где-то мелкой наждачной бумагой пройтись, где-то лаком заново покрыть. Но это, как говорится, мелочи из разряда приятных.
Еще до новогодних праздников Анатолий успел сделать ремонт в доме, а в самом начале января руки дошли и до мебели. Привел в порядок шкаф, два кресла, буфет на кухне.
Очередь дошла до стола. Был он тяжелый, массивный. Анатолий решил устроить полную профилактику: ножки отвинтить, все как следует осмотреть, обновить, заново лаком покрыть. Но стол неожиданно оказался очень тяжелым, одному его перевернуть было занятием не из легких.
Мужчина поднапрягся, попытался аккуратно перевернуть стол, но не удержал, и тот с грохотом рухнул на пол.
Анатолий аккуратно осмотрел ножки, не подломились ли во время падения, и облегченно вздохнул:
— Жертв и разрушений нет.
Но тут он увидел, что одна из планок в днище крышки стола отошла, и из нее виднеются какие-то бумаги.
Анатолий сходил за стамеской, аккуратно поддел фальшь панель, и в руки ему посыпались пожелтевшие тетрадные листки и черно-белые фотографии. Мужчина взял первую попавшуюся фотографию, перевернул ее и обомлел. С изрядно выцветшей фотокарточки на него смотрел его дед Василий Александрович!
* * *
Вечером Анатолий отправился в город.
Но поехал не к себе в квартиру, а к деду, Василию Александровичу.
— Ты чего, Толик, не позвонил? – удивился дед, усаживая гостя за кухонным столом. – Знал бы, в магазин сбегал.
— Не до деликатесов мне, дед, — покачал головой мужчина и достал из кармана черно-белую фотокарточку: — Узнаешь?
Василий Александрович взял фотографию, близоруко поднес ее к глазам:
— А чего тут узнавать? Это я перед войной, когда службу проходил в Москве в полку охраны Кремля.
— Допустим, — кивнул Анатолий. – А вот это как ты объяснишь?
На стол легла еще одна фотография. На ней в объектив смотрели три молодых парня, одетые в военную форму. Дед внимательно посмотрел на фотографию, затем на внука.
— Откуда это у тебя?
— И на обороте, — вместо ответа произнес Анатолий.
— «Василий, Федор, Павел. Лето, 1940 год», — прочитал Василий Александрович.
— И вот еще, — выложил внук на стол стопку писем и фотографий. – Почитай, очень увлекательно. А я пока в комнате посижу.
Часа через два дед зашел в комнату. Тяжело сел в кресло, письма и фотографии аккуратно положил на стол.
— Никогда не думал, что придется рассказывать тебе про это… — Василий Александрович еще раз тяжело вздохнул. — Но раз ты нашел эти письма, то теперь должен узнать правду.
В многодетной крестьянской семье у родителей подрастало три брата и две сестры. Родители были неграмотными: отец едва мог расписываться, а мать в колхозных ведомостях вместо подписи ставила крестик. Уже с самых малых лет отец учил сыновей управляться с сохой и плугом.
Первым в армию ушел Федор. После окончания срочной службы перебрался в город и устроился работать на фабрику. Позже окончил рабфак, а вскоре по партийному призыву вернулся в армию. После краткосрочных курсов был определен в начсостав. Затем снова курсы, перевод в артиллерийскую часть в Белоруссии.
— В нашей деревне перед войной он был, пожалуй, единственным в то время кадровым военным. Видишь, что твоя бабушка ему в письме пишет? «Нам, девчонкам, ты запомнился красивым, подтянутым, в хрустящих ремнях портупеи. Все говорили, что ты смелый человек. Вспоминали у нас часто такой эпизод: в соседней деревне случился пожар. А ты, находившийся в ту пору в отпуске и ставший невольным свидетелем этого происшествия, кинулся в горящий дом спасать детей».
Так все и было, я этот случай хорошо помню. А еще рассказывали, что однажды он разогнал группу дерущихся пьяных парней, вооруженных кольями. Брат был в военной форме и пригрозил хулиганам револьвером, хотя, как потом он нам признался, кобура была пустой.
А вскоре Федор и твоя бабушка поженились.
— Как поженились? – удивленно воскликнул Анатолий.
— Вот так, — развел руками Василий Александрович. – Как обычно женятся? Ты слушай, что было дальше.
…Федор с молодой женой и недавно родившимся сыном жили в Мозыре. К тому времени в этом же полку командиром отделения связи во взводе управления полка служил младший брат Павел.
Летом 1941 года Федор с основными силами артполка находился в летних лагерях, но 21 июня приехал к семье отметить день рождения жены.
Позвонил в казарму и попросил передать Павлу, чтобы тот пришел к нему на квартиру на праздничный ужин. Но дежурный ответил, что брат убыл вместе с коневодом в район погранзаставы, чтобы устранить повреждение проводной связи.
— В расположение полка ни Павел, ни его сослуживец так и не вернулись. Очевидно, они погибли в первые часы войны от рук немецких диверсантов. С рассветом 22 июня 1941 года фашисты атаковали наши части. Федор успел посадить жену и сына в грузовик, который эвакуировал в тыл часть офицерских семей. Машина смогла добраться лишь до Барановичей, а там попала под бомбежку. Часть людей погибла, часть была ранена. Чудом уцелевшие женщины и дети прятались в подвалах домов в каком-то поселке, бабушка забыла его название. Затем долго добиралась в тыл, в родную деревню. Как потом выяснилось, Федор с остатками стрелковой дивизии какое-то время сражался в лесах юго-восточнее Гродно. Выйдя из окружения, участвовал в Московской битве. А в середине 1943 года пришло письмо, что брат погиб, находясь на командном пункте полка, и похоронен в братской могиле. О наградах брата мне ничего неизвестно, да в то время и не до наград было. Единственное, что позже семье передали сослуживцы брата, — его наручные часы и тысячу рублей денег. Деньги, понятное дело, истратили, а часы… Часы хранятся до сих пор, — Василий Александрович встал, открыл дверцу шкафа и достал коробку со своими боевыми наградами.
Среди орденов и медалей деда были и наручные часы на коричневом ремешке.
— Про меня ты знаешь, — продолжил рассказ Василий Александрович. – Я после призыва стал курсантом Подольского пехотного училища. Двухгодичную программу ускоренно прошел за семь месяцев, получил звание младшего лейтенанта и был направлен на фронт. Воевал. Вернулся домой, а твоя бабушка одна и с ребенком. Вскоре стали жить вместе.
— Так ты моему отцу не родной? – спросил Анатолий.
— Мы ничего ему про это не рассказывали. Знаешь сколько мужиков с фронта в ту пору не вернулись? А мы хотели, чтобы батя твой считал, что у него есть отец. Думали, что так будет лучше, а оно вот как в итоге получилось, — Василий Александрович кивнул на стопку бумаг.
— Значит, похоронка пришла по ошибке?
— Получается, что по ошибке. Может, при нем документов не было. Может, уже после боя тот командный пункт откопали, а он живой оказался. Кто теперь правду скажет? Да еще без ноги оказался.
— Но если дом, в котором он жил, был продан всего полтора года назад, значит, он жив? Надо выяснить адрес у бывшей хозяйки дома! – и Анатолий торопливо достал из кармана телефон.
* * *
На выяснение адреса деда, Федора Александровича, ушло три дня. В другое время, возможно, узнал бы и раньше, но опять же эти праздники, будь они неладны!
Когда Анатолий позвонил в квартиру на первом этаже в обшарпанной панельной пятиэтажке, ему открыла молодая женщина, которая сообщила, что старый жилец, то ли Федор Алексеевич, то ли Федор Александрович, год назад скончался.
— Нет, мы его совершенно не знали, квартиру получили в порядке очереди. Вещи? Нет, когда въехали, никаких вещей здесь уже не было, — равнодушно пожала плечами женщина.
Мужчина поблагодарил ее, сел в машину и поехал к деду рассказать о смерти брата.
«Почему же ты, Федор Александрович, все эти годы от нас скрывался? – думал Анатолий. — Может, постеснялся к жене и сыну в таком виде, без ноги, вернуться? Может, увидел, что с твоей женой брат живет, не захотел их счастье рушить? Почему ты так поступил, солдат? Почему?»
Сергей Шивков