«Отступать тяжелее, чем наступать»

Я с остатками своей роты 27 июня встретился с 49-м полком 50-й дивизии.

Полк 26-го утром пришел к Молодечно, с ходу вступил в бой, уничтожил 8 танков у немцев. Меня привели к командиру полка подполковнику Павлыго. Он сказал: «Ваша дивизия ведет бои в районе Юратишек и Ошмян. Оставайтесь пока у нас, а там видно будет».
Мы были в подчинении начальника штаба полка капитана Киневича. Он приказал мне задерживать на дороге военных из отходящих частей. Ими пополнили потери.
Мы остановили две упряжки с пушками. Ими командовал старший лейтенант Андрей Гулин. Они в Вильнюсе обороняли правительственные здания. Остановили шестерых пограничников. Они шли из Литвы. Они сами попросились остаться в дивизии. Их поставили на пост. Они остановили крестьянскую телегу, на которой сидели старик со старухой, девочка лет десяти, и лежал военный в командирской форме, а за телегой шли двое в красноармейской форме, с винтовками. Они сказали, что сопровождают раненого командира до первого лазарета. Пограничники сразу заподозрили в них диверсантов и схватили их.
У Стажинок нас встретил немецкий заслон. Командование приказало развернуться цепью и пойти напролом. Моя рота прикрывала штаб полка. Из этого окружения не вышел политрук роты Борисов…
Пошла очередная ночь в походе. Уж больно коротка летняя ночь, не давала далеко отрываться от противника. О питании и отдыхе только мечтали. Из одного дозора прибежал связной и доложил, что недалеко от дороги в хуторе немцы и две автомашины. Мы решили накрыть их. Послали взвод Катышева. Они разделались с немцами в считанные минуты. Принесли оружие и продукты.
30 июня дивизия остановилась у Плещениц и заняла там оборону. 49-й полк оседлал дорогу на возвышенности. Впереди – речка, а за ней большое село Плещеницы. 1-го, 2-го и до полудня 3-го июля сдерживали немецкие части. Их танки в районе Хатыни обошли дивизию, и ей опять пришлось отходить.
Дивизия подошла к реке Березине и начала переправу. 49-й полк, усиленный дивизионом 202-го артиллерийского полка, батареей 89-го истребительно-противотанкового дивизиона и четырьмя танками, которые остались у дивизии, обеспечивали переправу.
А немецкая авиация беспрерывно бомбила и обстреливала подразделения дивизии. Мост через реку был разрушен. Мы увидели возле моста и на берегу реки много убитых, и среди них были в телогрейках. Это были заключенные.
Боеприпасы экономили тем, что стреляли только по видимым целям. Продукты питания должны делить поровну, и в первую очередь кормить раненых и тех, кто шел на выполнение особых заданий.
6-го июля у Холопенич немцы опять преградили нам путь. Опять прорывались цепью. Там возле дома был подбит немецкий броневик. Из него вылез немец и залег у колеса. Он стал стрелять, не давая перебегать к другому дому. Со мной был связной и старшина роты. Связному я велел стрелять из-за угла дома, а мы со старшиной забежали во двор. Там из окошечка, в которое выбрасывают навоз, было видно часть немца. Я выстрелил в него из пистолета и попал. Из этого боя на место сбора не пришли опять несколько человек. В том числе и старший лейтенант Гулин…
Весь день мы лезли по болоту. Слышали шум моторов на шоссейной дороге. К вечеру вышли к небольшой речке и там остановились. Напились воды. Некоторые бойцы искупались. Ложились у деревьев и засыпали. Я тоже лег у березы, но вскоре меня толкнул в плечо связной и сказал, что собирают командиров.
Я пришел на место сбора и увидел небольшую группу командиров. Из леса пришел командир полка подполковник Павлыго, начальник штаба капитан Киневич, командир артиллерийского полка и еще три командира, мне не известных. Павлыго посмотрел на нас и сказал: «Вот что осталось от нашего полка. У нас нет ни боеприпасов, ни продовольствия. Мы получили разрешение на выход из окружения отдельными группами. Поэтому сейчас подразделения разделите на группы по четыре – пять человек, назначьте старших и направьте в Витебск по маршруту мимо озер Лукомским и Селяба, через Сено. За Витебском в лесу мы будем собираться. Расстояние отсюда сто тридцать километров».
У меня в роте было человек двадцать. Как только я сообщил им такое решение, они сами разбились на группы и ушли. А я подумал: «Сто тридцать километров по тылам немцев скоро не пройдешь. Надо держаться командования». Я оставил у себя связного Векшу и командира взвода Катышева. Пошел с ними к начальнику штаба полка Киневичу. На просеке мы увидели немецкий броневик и два грузовика – на одном стояла учетверенная установка станковых пулеметов под брезентом, а на другом были люди, тоже под брезентом. Капитан Киневич увидел меня и сказал: «Залезайте на вторую машину». Всю ночь возились у озер, то и дело вытаскивали машины из грязи. Благополучно миновали Сено. Перед Витебском нас обстреляли, думали, немцы едут. Но это было боевое охранение части 19-й армии, которая обороняла Витебск. Быстро разобрались, и вскоре мы оказались в безопасности.
В одной деревне нас остановил патруль. Он посмотрел на нас, исхудавших, заросших, некоторые были с повязками, спросил меня, кто мы. Я сказал, что идем в свою дивизию. Он разрешил идти «своей дорогой». Я попросил у него немного патронов. «Найдете свою часть, там и получите, а сейчас зачем они вам?» — сказал капитан. «А вдруг на десант нарвемся», — ответил я. «Это возможно», — сказал капитан. Нам дали не только патроны, но и супа с хлебом.
В Ярцеве нас опять остановили и не отпустили, направили в запасной полк, который располагался в лесу недалеко от города, а там меня назначили командиром снайперской роты учебного батальона.
Утром 2 октября 1941 года мы услышали стрельбу. Над нашим лесом появились немецкие самолеты, сбросили бомбы.
В нескольких километрах от города, у небольшой деревни Ольхово, мы вырыли окопы.
4-го октября немцы стали наступать. Первыми прилетели несколько самолетов. Затем обрушили шквал орудийного огня. А затем пошла пехота с танками. Левее КП в сарае была противотанковая пушка 45-миллиметровка. Она подбила один танк у немцев. Другой танк устремился к сараю и выплеснул на него огненную струю. Танк был огнеметный. Сарай загорелся, и пушка перестала стрелять. Потом появились три немецких самолета. Одна бомба упала рядом с нашим окопом, но не разорвалась. Со мной в окопе был старшина Хохров и связной Векша.
Я подумал: «Бомба замедленного действия», — и мы решили быстрее уйти из окопа. Выползли из него и увидели – соседняя рота отходит, а немецкие танки чуть ли не сзади нас. Мы побежали на другой конец деревни. Там несколько моих снайперов сдерживали немцев.
Боясь попасть в окружение, мы стали отходить к лесу. Люди растворились в лесу. Мы шли по опушке леса. К Москве летели немецкие бомбардировщики, надсадно выли. Утром в одном месте собрались бойцы разных частей. Меня назначили командиром роты и опять повели нас на новый рубеж, который готовился в тылу.
За четверо суток мы прошли сто пятьдесят километров. Остановились у Гжатска (ныне город Гагарин). Там тоже пришлось участвовать в бою и тоже отступать. Правда говорится: «Отступать тяжелее, чем наступать».
При отступлении противник навязывает свою волю, и, хочешь не хочешь, надо ей подчиняться.

Василий Трусов

Об авторе
Василий Сергеевич Трусов (1918-2014). Родился в деревне Медведево Тейковского района. Великая Отечественная война застала его в Западной Белоруссии. Войну окончил в звании майора в Восточной Пруссии.
Являлся членом очеркистов Московской организации Союза журналистов, членом историко-литературного объединения ветеранов (Ивановская секция).