«У Петра и Павла»: случай в дороге

Дождь зарядил с самого утра и даже не думал прекращаться.

И всю дорогу, пока мы ехали по трассе, ледяные капли монотонно долбили по крыше автомобиля.

— И это называется январь? – то и дело громко возмущался Борис, хлопая в сердцах по баранке.

Под вечер дождь сменился снегопадом. Кто-то на небесах взорвал огромную хлопушку, и миллионы снежинок белоснежными конфетти, кружась на ветру, стремительно опустились на землю.

«Метель ревет, как седой исполин, Вторые сутки не утихая, Ревет как пятьсот самолетных турбин, И нет ей, проклятой, конца и края!» — с чувством продекламировал Борян, а затем повернулся ко мне и пояснил: — Эдуард Асадов. «Баллада о ненависти и любви».

— Молодец, — зааплодировал я. – Вот только если мы еще пару часов по такой дороге проедем и не найдем укрытия, то про нас утром споют «там, в степи глухой, замерзал ямщик». Даже два ямщика.

А снегопад и вправду разошелся не на шутку. Дворники с бешеной скоростью метались по лобовому стеклу, но все равно не справлялись с мокрыми комьями снега, который закрывал обзор. Температура стала резко падать, снежная каша на дороге подмерзла и превратилась в каток. Борис еще крепче сжал рулевое колесо, даже костяшки пальцев побелели, и напряженно всматривался вперед.

Я открыл планшет, погуглил в Интернете и сообщил Борису:

— Через пять километров село Третьяково. В селе есть гостевой дом, называется «У Петра и Павла». Открыт круглосуточно… Блюда русской народной кухни… Развлекательная программа… Историческая справка…

— Давай без развлекательной программы. И без исторической справки, — раздраженно оборвал меня друг. – Нам бы только до этих Петра с Павлом доехать, поужинать и снегопад до утра переждать. 

Гостевой дом оказался большим каменным комплексом, включавшим в себя номера для постояльцев, столовую в старорусском стиле, бассейн и крытый конный манеж.

Поставив машину на стоянку, мы сквозь метель побрели к гостинице. В холле было уютно и тепло. За стойкой, окруженная кучей мониторов, сидела миловидная девушка лет двадцати. Недалеко от входа в черной униформе расположился охранник.

— Добрый вечер, сударыня, — приветствовал девушку Борис, одаривая ее своей ослепительной голливудской улыбкой. – Не найдется ли у вас двух одноместных номеров для уставших и продрогших путников?

— Три часа назад у нас постояльцы съехали, и как раз два соседних номера освободились, — приветливо улыбнулась девушка, кокетливо поправляя свою прическу.  – Давайте ваши паспорта.

Пока заполняли бумаги для заселения, охранник не сводил с нас глаз.

— А что это молодой человек у нас такой нервный? – поинтересовался Борис у девушки.

— Анатолий – мой жених. И он не нервный, а ревнивый, — ответила та и машинально посмотрела на колечко с маленьким бриллиантиком на правой руке – явно подарок Толика.

Девушка произнесла слово «жених» с такой гордостью, словно представила: Анатолий – дважды Герой Труда, летчик-испытатель, лауреат государственных и международных премий.

— Вот оно что, — понимающе кивнул Борис. – Надеюсь, вы ответили взаимностью молодому человеку?

— Мы еще со школы дружим, так что… — многозначительно улыбнулась девушка и снова скосила глаза на колечко.

Забросив вещи в свой номер, Борис зашел ко мне:

— Как думаешь, столовка у них в это время работает? А то жрать так хочется, что, кажется, сейчас слона бы проглотил!

— Сударь, что за лексикон? Столовка! Жрать! Вы находитесь в солидном заведении! – я взял со столика рекламный буклет и процитировал: «Дегустационный центр! Устройте себе праздник! У нас вы сможете познакомиться с уникальными блюдами русской кухни, а также насладиться многообразием безалкогольных напитков, таких как сбитень, взвар, цикорий и многие другие!»

— Так чего мы тогда тут воду в ступе толчем? У меня в животе уже революция, кишка кишке протокол пишет! Вперед, мой друг, устроим себе праздник!

Дегустационный центр был создан в минималистическом стиле: под потолком на цепях висели колеса от телеги с продолговатыми лампочками, имитирующими свечи. На неоштукатуренных стенах из красного кирпича в живописном беспорядке были развешаны копья, мечи и сабли. Рядом с ними висело несколько кавалерийских вымпелов, на некоторых из которых отчетливо виднелись дырочки: то ли они были пробитые пулями в лихих боях, то ли проедены молью.

Столы нарочито грубо были сколочены из толстых досок, вместо стульев – лавки. На противоположной от входа стороне в полутемном баре тускло поблескивала батарея бутылок самого разного цвета и объема. Посуда, в которой нам принесли ужин, была глиняная, также нарочито сделана просто, без всяких там изысков.

Официантка с бейджиком «Олеся» выдала нам кучу информации, которую наши полусонные мозги воспринимали с трудом. Оказалось, что гостевой дом «У Петра и Павла» был назван так потому, что когда-то в селе была Петропавловская церковь, но в середине прошлого века она была разрушена.

Когда нам принесли вторые блюда, мы узнали от Олеси, что хозяева гостевого дома – крупные московские бизнесмены, после чего она многозначительно замолчала. Очевидно, в этом самом месте нам полагалось вскочить со своих мест и начать кричать и прыгать от восторга. Так как мы не стали кричать и прыгать, Олеся нас покинула, но через минуту вернулась и поставила большую миску с солеными огурцами.

— Огурцы и капусту мы солим сами, по старинным прабабушкиным рецептам, — доверительно сообщила словоохотливая девушка. – У нас все по-честному. Вы телевизор смотрите? Знаете, что к нам из Китая соленые огурцы цистернами везут, а здесь их просто по банкам на заводах распихивают и наклеивают этикетки, а народ считает, что это русские продукты? У нас же все по-честному! – Олеся в приступе патриотизма даже слегка раскраснелась от возбуждения.

Можно было подумать, что мы сейчас с Борисом начнем с ней спорить: «Не верим! Ваши огурцы тоже китайские! Не верим!» 

Выговорившись, Олеся оставила нас наконец-то вдвоем. Но через некоторое время входная дверь в дегустационный центр открылась и на пороге появилась молодая женщина лет двадцати трех. Она нерешительно подошла к нам и спросила:

 — Молодые люди, а вы не видели здесь мужчину? Такой солидный, в кашемировом пальто, шарф белый и очки с затемненными линзами, знаете, с такими дымчатыми линзами в тонкой металлической оправе…

— Нет, не видели, — мотнул головой Борис, увлеченно поедая жаркое.

— А что случилось? – вежливо поинтересовался я.

— Это мой муж, — потупив в пол глаза, пояснила женщина. – Мы живем в областном центре, а я вчера сюда на гастрономический фестиваль приехала. Он позвонил мне еще утром и сказал, что заедет за мной и заберет. Уже скоро ночь, а его все нет и нет. Наверное, из-за метели не рискнул выехать. У меня в номере ребенок маленький, есть просит, а у меня ни копейки денег… — из глаз женщины потекли слезы. 

— Детям надо помогать, — великодушно произнес Борис. Достал бумажник, извлек тысячную купюру и протянул женщине: — Держи, красавица. Не оставлять же ребенка голодным.

Затем он посмотрел на меня. Я тоже протянул тысячу рублей.

— Спасибо, спасибо, — вскочила из-за стола женщина и, не переставая кланяться, попятилась к выходу.

К нашему столу снова подошла официантка.

— Видели? Это Зойка, местная достопримечательность. К постояльцам в доверие втирается, мол, детки голодные сидят, а денег нет. Мужики жалостливые, слюни распустят и ей кто сотенку, кто тысчонку, да и даст. А она потом эти деньги в кабаках просаживает…

Олеся замолчала, внимательно посмотрела на нас:

— Так и вас она уже успела объегорить? Ловко, нечего сказать! Надо было вас предупредить…

Мы молча поужинали и в каком-то подавленном состоянии пошли в свои номера.

Борис открыл свой номер, посмотрел на меня и произнес:

— Петр да Павел банковский счет убавил. Развели нас, как детей малых. Эх… — махнул он рукой и громко хлопнул дверью.

 

Сергей Шивков