Праздник Победы в Берлине
Александр Аксенов – почетный гражданин города Тейково, участник войны, автор нескольких сборников рассказов о войне. Он долгое время работал врачом – судмедэкспертом в Тейковской районной больнице. Сегодня мы публикуем его рассказ, написанный на основе своего личного военного опыта.
«Вот она—проклятая Германия!» — было написано на красном полотнище, только что протянутое саперами высоко над дорогой. Как близки и понятны были эти слова солдату, испытавшему на себе все тяготы изнурительной войны. По бесконечной ленте движущихся войск пробежала шумная волна ликования — выстрелы, крики «ура», мат, угрозы мести… Казалось раньше, что немецкая земля выглядит по-особому, по-вражески зловещей. А она такая же, как в Польше. Но чужая, педантично строгая, подчеркнуто казенная… Рощицы хвойных посадок походили на шеренги солдат, дома с черепичными крышами на казармы, прямые улицы и широкие площади — на плацы. Все было повержено, изуродовано войной. Покинутые немецкими войсками городки, усадьбы заполнялись беженцами, нашими входящими частями.
В пять утра 16 апреля 1945-го на Берлинском направлении началась самая мощная в истории этой войны артподготовка. Казалось, не только Бог войны—артиллерия мечет громы и молнии возмездия, но и сама немецкая земля, опозоренная фашистами, содрогается тысячами вулканов. Позиции заволокло дымом. Пальба была столь оглушительной, что общение возможно было только жестами. Что творилось на немецкой стороне даже представить было невозможно. Что ж, они заслужили достойную кару.
21 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов ворвались на окраины Берлина. Бои были особенно жестокими. Они шли всюду: на улицах, во дворах, в подъездах, квартирах, в метро… Дома приходилось брать штурмом, часто переходя на рукопашную. Фашистская столица превратилась в ад. 30 апреля над рейхстагом заколыхало Знамя Победы. 2 мая берлинский гарнизон сдался.
Наш зенитно-артиллерийский полк, прикрывавший наступление с воздуха, вступил в Берлин 4 мая. На развалинах домов, сквозь завесы дыма и пыли, ярко выделялись белые флаги капитуляции. Пахло гарью, порохом и кровью. Наш «Студебеккер» с трудом пробирался по заваленным обломками улицам. Заняли позицию в каком-то парке и… уснули, как убитые.
Я проснулся с чувством необыкновенной легкости и еще не до конца осознанного ощущения Победы. Ласковое солнце пробивалось через дымную мглу. Рядом — стена из цветущего кустарника. На фоне зарослей деревьев выделялся черный ствол пушки. На снарядном ящике сидел старшина Гадалов пожилому мужчине, с метлой и граблями, кружку:
— Держи фриц, спрыснем победу. Тринкен. Немец кланялся, пил мелкими глотками и повторял:
— Гитлер капут. Гитлер капут. Данкише…. Данкише…
И вот наша, выделенная из батареи, группа на Королевской площади, походящей на разворошенный муравейник. Фронтовики разных званий и родов войск ходили толпами и в одиночку, громко разговаривали, смеялись, пели песни… Многие навеселе. И всех, словно магнитом, тянет к рейхстагу, чтобы оставить на мертвом теле имперской канцелярии и свою метку.
8 мая в Карлхорсте подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. 9-е Мая объявлено Днем Победы. В ночь на 9-е мы почти не спали. Днем выдали спирт. Я выпил впервые в жизни, захмелел и, к своему стыду, задремал на платформе пушки. Очнулся от орудийных залпов. В вечернем берлинском небе расцветал букетами салют Победы в сопровождении канонады выстрелов из автоматов, ракетниц, пушек… фашистская столица вновь гремела огнем и дымилась. Только не огнем разрушения и смерти, а долгожданным торжеством свободы.
Охваченный всеобщим ликованием, я скомандовал:
— К ор-рудию! Длинными… Огонь!
И наша автоматическая пушка послала в бушующее от огня берлинское небо цепочку светящихся точек. Застучали и другие орудия батареи. Когда канонада стала утихать, над немецкой столицей долго перекатывалось мощное «У-р-р-а!»
— Сержант, на, причастись французским,—протянул мне котелок наводчик Стадник. — Закусон, хрен поймешь, и чай. Но банка красивая.
— Не пей эту бурду, командир, потом не очухаешься,— вмешался подносчик снарядов Бакулюк.—Хлебни вот итальянского под американский шоколад.
Подошел химинструктор Гадалов, отобрал котелок, фигурную бутылку и, улыбаясь привычной улыбкой, сказал:
— Вы, братья—славяне, этими эрзац—ершами угробите мужика. Нет, Сашок, приучайся к нашей родимой, она надежнее…
Гадалов растянул аккордеон и мы запели:
Ночь коротка, спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука.
К нам потянулись другие расчеты. Песням и пляскам нет конца. Нехитрое солдатское торжество длилось до рассвета. Закончилась кровавая война, а впереди—целая жизнь. А высоко в небе, в котором мы привыкли выискивать вражеские самолеты, развевался подвешенный на аэростате флаг Победы. В свете прожекторов он выглядел особенно величаво. И никто в ту пору подумать не мог, что пятьдесят лет спустя не станет государства, сломавшего хребет Гитлеру, а фронтовики лишатся гробовых денег.
Александр Аксенов